- Конезавод почти банкрот, -
Твердит медведковский народ.
Но в глубине души надеясь,
Что будет все наоборот.
Взгляд со стороны
Символом упадка госплемконезавода «Медведки» давненько служит наполовину разрушенный дом. Еще в советские времена его как объявили памятником архитектуры, так на том и успокоились. Былая красота этого архитектурного строения в нынешние дни вызывает ужас. Перекрытия отчасти рухнули, отчасти вот-вот обвалятся, и если в это время внутри будут живые существа, то им не спастись. А судя по старым и свежим надписям на стенах да пустым пивным бутылкам, существа нет-нет да и посещают это гиблое место. Интересно, что будет говорить в свое оправдание местная администрация, случись трагедия? Все похоже на то, что такая ситуация пока не волнует местную власть. А руководству конезавода давным-давно уже не до графских развалин. Да нынче и нет его, этого руководства, если иметь в виду директора. Вот уже полгода, как конторские работники стараются как-то сообща решать текущие дела. Но, как ни стараются, а дела все хуже и хуже, и отсутствие директора тут совсем ни при чем. Больно само государство, высокие чиновники которого только на словах спешат помочь селу. На деле же мы видим то, что видим: неминуемое банкротство конезавода. А ведь этот завод не частный. И кому, как не государству, серьезно позаботиться о своем предприятии?
О чем люди говорят
Переживают люди, наблюдая приближающуюся гибель завода. Но ничего не могут они сделать такого, чтобы вернуть то надежное время, когда госплемконезаводу предрекали довольно светлое будущее. И было так даже не в советские времена, а всего несколько лет тому назад.
- Пять лет я на пенсии, - изливает свою боль женщина, называя себя тетей Валей. – Особенно было хорошо, когда директором был Иосиф Иванович Госович. Да и Евдокимов, Кудрявцев тоже были неплохими директорами. А как мы все работали! Какие подарки нам дарили за нашу хорошую работу! Пьянок не было, была ответственность, да какая! А нынче поглядишь и плакать хочется. Скотину очень жалко. То кормлена, то не кормлена. Многие рабочие пьют, недобросовестные, безответственные.
Бывшая работница, называя конезавод по-старому, по-советски – совхозом, высказала такое предложение:
- Если бы наш совхоз выкупил хороший хозяин, то все бы пошли к нему работать. Ведь столько молодых, хороших механизаторов, а работы нету… Наш совхоз еще можно поднять. Такие два хороших магазина, садик, школа, все еще есть. Нам только бы хорошего хозяина.
Пожилая собеседница, которую встретил на местном узле связи, тоже всю жизнь отдала конезаводу.
- Нам бы сюда ревизию. Только с Америки или с Англии. А если из нашей области приедут, то им корову зарежут и встретят как надо…
Другая женщина посетовала: «Нам зарплату три месяца не платят…» Первая успокоила жалобщицу: «Скоро у нас Госович хозяином будет. – Свое пожелание она подкрепила таким фактом: Он прописан здесь».
А мне думалось: «Да нет, дорогие женщины, Иосиф Иванович теперь не тот советский Госович. Прежде чем покупать, сто раз посчитает, выгодно или убыточно будет это дело». А женщины, отдавшись воспоминаниям, рассказывали:
- Мы руками доили. По три семьсот на корову выходило. Исключительно все сами делали. А сейчас не хотят работать. Коровы недоеные стоят сутками. Потом одна из бывших работниц вспомнила Любовь Михайловну Тоскину:
- Да она бы сейчас ни одного конюха такого не допустила близко ни до конюшни, ни до фермы. Бывало, лошадкам свой стог сена, теляткам свой. А сейчас? Все плесневелое, да с землей. Да как его есть-то? Руководителя нет хорошего. Рыба ведь всегда портиться с головушки, а не с хвоста. «Сумароковский» ведь тоже плохой был, пока не пришел Бурков. А в нешем заводе только за один месяц человек пять или шесть ушло. Но, что интересно: рабочие уходят, а контора цела.
Конечно же, я бы не стал столь категорично судить о нынешней работе специалистов конезавода, но рассказ бывших работниц произвел впечатление. Люди вправе высказывать свою точку зрения. Для меня же они были не просто жители усадьбы Медведки, а куда более интересные собеседники нашей газеты, которая остается для них небольшим, но твердым островком, где есть возможность излить боль своей души по хозяйству.
Цыганское счастье
Центральные ворота конюшни открыты настежь. Но внутрь ее не попасть. Белая грузовая «Газель» полностью перегородила вход. Похоже, что очередные покупатели загружают в кузов живой товар.
Так и есть. Только «товар» совсем не желает загружаться в неведомую машину к неведомым людям. На этот раз это довольно спокойная и очень умная лошадь по кличке Дочка. Возможно, что тот, кто любовно давал ей это ласковое имя, тоже здесь, среди продающих Дочку, А что делать, если на зарплату рабочим совсем нет денег. Но Дочка не понимает финансовых интересов людей. Уперта, она стоит перед небольшим, довольно пологим трапом. Взойди она по нему в кузов машины – и все, прощай родной дом, где в скором времени она могла стать матерью, прощай, теплый денник, прощайте, близкие люди. И потому Дочка совсем не желает покоряться судьбе, уже предначертанной и бесповоротной. Дочку тащат спереди за узды, а сзади упираются в круп. Лошадь бьют кнутом и палкой, но не больно, а больше для острастки. Ни в какую!
- Давайте ей мешок на голову, тогда пойдет, - предлагает хозяин «Газели», с черной бородкой и цыганской внешностью. Но дельное предложение по всему опытных в таких делах коневода не воспринимается как лучший вариант, и лошадь продолжают тащить за уздечку, ругать ее и бить, бить…
- Ты ее по животу не стукай, она ведь жеребая!
- Наоборот, когда вот гонишь внаглую животом…
- А ты стукала себе по животу, когда ходила беременная?
В перебранке чувствовалось, что защитница Дочки не рада такому событию. В жалости к животному была какая-то скрытая жалость и к себе тоже. Сегодня погрузят в чужой кузов Дочку, а завтра таким же макаром дойдет дело и до людей. С каждой проданной лошадью уменьшается шанс у рабочего человека остаться с работой. Если здоровье и возможность позволят трудиться в Москве или Костроме, либо в Сусанинском ПНИ, то без кнута и палки будут жители деревни Медведки запрыгивать в чужой автобус, ища трудового счастья вдали от дома. А пока от родного жилища увезли Дочку. Ее все-таки смогли погрузить после часового мытарства. Конечно, лошадь будет скучать. Но очень ее жалеть не надо. Ведь увезли Дочку не на скотобойню, а на подворье крепкой цыганской семьи. Бог даст, и она благополучно разрешиться жеребенком. И будет Дочка вольно пастись на зеленом лугу вместе с малышом, довольная своим материнским счастьем и той сытной жизнью, которая давно только грезиться ее бывшим друзьям.
Михаил КЛИНДУХОВ
(Статья взята из газеты Сусанинская Новь)
|
